Сергей твердил слово «смерть», но никак не мог представить себе, что Валентин может не существовать. Валентин был другом, Валентин был соратником, он был частью самого Сергея. Нельзя жить с половиной головы и половиной сердца, чудовищно представить себе, что ты потерял половину самого себя.
Слабые люди умеют плакать; горе выходит у них со слезами. Люди болтливые умеют жаловаться — они разменивают тоску на слова. Поэты рифмуют «печаль» и «даль», им становится легче, когда несчастье зарифмовано. Сергей не умел жаловаться ни в стихах, ни в прозе. Он был сильным и скупым на слова человеком. Сергей смотрел правде в глаза, видел ее во всей неприглядности, боролся с горем один на один и не мог совладать с ним сразу.
Сергей был цельным человеком — человеком одной дружбы, одной любви, одной идеи. А Валентин — нет. Он дружил со всеми, всем интересовался. Сергей говорил, что Валентин скользит по поверхности, разбрасывается. Потом понял, что разбросанность — от богатства мыслей. У Валентина было много предложений, поэтому он не цеплялся за каждое в отдельности, легко отказывался, принимал чужие советы, придумывал новое. Он всегда готов был придумать новое, потому и вносил так много в общую работу. Сейчас Сергею казалось — большую часть.
Потерянные минуты — самые драгоценные, утраченная любовь для нас самая лучшая, погибший друг — лучший из наших друзей. Сейчас Сергей не помнил о недостатках друга. Он думал только о его таланте, доброте, о быстром уме, об изобретательности.
Как же ты смел, Валентин, поднять руку на такого человека? Как ты омел покинуть нас в самую трудную минуту, убежать с работы, как трус, как дезертир? Как ты смел лишить нас своих способностей, своих идей, как ты смел отнять у нас Валентина Новикова?
Сергей и Зина встретились в больнице.
Они сидели рядышком в приемном покое, поджидая дежурного врача. В комнате было много света — от высоких окон, от голубовато-серых стен, еще пахнущих масляной краской, от ярко освещенного снега за окнами. По углам сидели коротко остриженные пациенты в голубовато-серых, под цвет стен, халатах. Они разговаривали шепотом с посетителями, а те смотрели на больных серьезно и жалостливо.
Зина показалась Сергею очень красивой, красивее, чем он представлял ее. Но сейчас обоим казалось неуместным говорить о своих отношениях. И они сидели молча, стесняясь, даже несколько тяготились встречей. Сидели рядом и думали о Валентине.
— Скажите, Валентин Николаевич писал вам про наши встречи, о том, как он относился ко мне? — спросила Зина, набравшись храбрости.
— Да, писал, я все знаю.
— Как вы думаете, не могло это повлиять?
Очевидно, Зина строго допрашивала себя: не виновата ли она в чем-нибудь? Оттолкнула человека; в такой тяжелый момент он оказался один. Никто не поддержал, не утешил, не отговорил.
Наконец, пришел дежурный врач — небольшого роста старичок, в очках, с острой бородкой. Он долго присматривался из-под очков к Зине и пытливо выспрашивал, кем она приходится больному — сестра, жена, невеста?..
— Нет, просто знакомая, — сказала Зина краснея...
Из этого допроса Сергей понял, что дела Валентина совсем плохи.
— Да не тяните же, — сказал он с раздражением. — Что с ним, он умирает?
— Нет, нет, мы не теряем надежды, — поспешил уверить доктор. — Организм молодой и может оправиться. Конечно, общий характер ранения не слишком... не совсем благоприятный. Пробита нижняя доля левого легкого, внутреннее кровоизлияние, возможно, задето сердце. Мы обратились в Институт сердечной хирургии, к профессору Бокову. Вы, конечно, знаете Бокова? Это тот, что делал опыты по пересадке сердец. К сожалению, сам профессор нездоров, но его ассистент, доктор Кудинова, уже прилетела. Сейчас идет консилиум. Решается вопрос относительно операции.
— А больной дал согласие?
— Больной, к сожалению, без сознания... и поскольку родственников тут нет — только знакомые, нам придется взять ответственность на себя... тем более, что общее положение настолько серьезное, что тут... (он замялся, подыскивая слова) тут риска нет никакого.
— А вы подумайте, -— сказал Сергей строго. — Валентин Новиков — выдающийся ученый. Его необходимо спасти. Это ценный человек,
— Каждый гражданин у нас ценный, — возразил доктор сердито. — А для вашего друга мы вызвали доктора Кудинову. Вам эта фамилия ничего не говорит? Напрасно.
Но в это время к Сергею подошел какой-то человек и отозвал его в сторону.
Это был высокий юноша в белом больничном халате и сапогах, свежий, румяный, со светлым хохолком. Сергей никогда не видел его и удивился, что незнакомый обратился к нему по имени и отчеству.
— Разрешите вас на минутку, Сергеи Федорович.
— По какому делу?
— Я заехал за вами на машине.
В раздевалке незнакомец снял халат, на плечах у него оказались погоны лейтенанта. Машина стояла тут же, у подъезда, но, в сущности, можно было идти и пешком, потому что проехали они не больше нескольких сот шагов — от больницы до штаба строительства.
В жарко натопленном кабинете, на втором этаже стандартного бревенчатого дома, их ожидал пожилой рослый генерал. Не без удивления Сергей узнал Рокотова, того, который организовывал их полет в ионосферу. В отличие от юноши-лейтенанта, державшегося с подчеркнутой строгостью, генерал обратился к Сергею приветливо.
— Извините, что беспокою, — сказал он. — Я возглавляю комиссию по расследованию этого... несчастного случая. Нам хотелось бы знать ваше мнение, какие могли быть причины?