Рождение шестого океана - Страница 47

Случилось так, что путешествие Новиковых совпало день в день с церемонией покаяния за обезьяноубийство. Дасью приглашали принять в ней участие, но он демонстративно отказался: не хотел поддерживать суеверие. Был ли Дасья безбожником? Пожалуй, нет. Он учился в Западной Европе и, как многие профессора-европейцы, пожимал плечами, слыша сказку о сотворении мира в шесть дней, но верил, что есть нечто, устанавливающее законы природы. Свое стремление к свободе и просвещению Джанджаристана Дасья называл религией. Конечно, это была не религия, но Дасья был сыном страны, где слова «безбожник» и «преступник» равнозначны.

В тот момент, когда ионопланы мчались над Южной Америкой, а Валентин, невесомый, плавая в ракете, латал трещину, на радиостанцию прибежал один из секретарей Дасьи.

— Ваше превосходительство, беда! Великого учителя нет. Что с нами будет, что будет!

В первую секунду Дасья был ошеломлен. Затем он с криком выбежал на улицу, к своей машине. Чиновник следовал за ним, дрожа и причитая: «Что с нами будет?» Только эти слова и звучали в мозгу профессора.

Унгра был для него другом, нет больше — руководителем, нет, больше — Унгра был учителем, судьей и образцом для подражания. Дасья составлял проекты, просил отпустить средства такому-то и такому-то институту, такому-то театру и строительству. Унгра говорил: «Хорошо», или «рано, увлекаешься, дорогой». Дасья просил, Унгра отмеривал и взвешивал. Дасья мог быть несправедлив: как физик он ущемлял литературу, как ученый ратовал за науку, забывая о дорогах и налогах. Он имел возможность увлекаться и быть пристрастным, потому что его проверял и направлял старик с сиплым голосом, думавший об интересах всей страны.

— Что же будет с нами?

Профессор и министр культуры Дасья чувствовал себя заблудившимся ребенком, щенком, которого выбросили за ворота.

Унгра лежал в вестибюле президентского дворца, на столе, где обычно раскладывали журналы для ожидающих просителей. Тело было укрыто с головой, чтобы не показывать изуродованное лицо, но на простыне проступили бурые пятна. Рядом, на столике, стояли зажженные свечи. Жрецы с унылыми лицами тянули заупокойную молитву. Дасья протолкался в первый ряд и упал на колени. Он плакал, всхлипывая, и, не стыдясь, утирал слезы рукой. Потом он почувствовал, что его поднимают и настойчиво выводят из толпы.

— Успокойся, друг, возьми себя в руки. На нас лежит ответственность за судьбы народа.

Это был Чария. Его и самого нужно было успокаивать. Губы и щеки у вице-президента дрожали, глаза блуждали, лоснящаяся кожа стала серой.

— Где ты был? Мы искали тебя по всему городу.

Маленький профессор прижался лбом к прохладным мраморным перилам.

— На радио, — прошептал он. — Следил за русским кругосветным полетом.

— За русским? В такой час!—Лицо Чарии выразило удивление и даже негодование.

— Этот полет очень важен для нашей страны.

Напрасно Дасья проговорился. Не знал он, сколько бед принесут его неосторожные слова, как будут расплачиваться за них Далекие чужестранцы Новиковы.

— Впрочем, это не имеет значения.—Чария великодушно готов был простить легкомысленного профессора. — Важно, что ты тут, с нами. Мы должны держаться вместе сейчас. Надо создать небольшое, но твердое правительство: я как вице-президент, затем командующий армией, начальник полиции, представители князей, жрецов, деловых людей, ты — от интеллигентных слоев общества. Оставим разногласия, будем верны памяти Унгры... Иначе Европа проглотит нас. Прежде всего надо выпустить воззвание, чтобы все оставались на своем посту.

Дасья кивал головой, соглашаясь. Ему хотелось горевать и не хлопотать ни о чем. Как хорошо, что есть этот энергичный и предусмотрительный Чария! Конечно, не надо бы жрецов и князей в правительство, и так он — Дасья — единственный от науки. Но Чария прав — сейчас надо держаться вместе и не спорить.

2

Дня через три Дасья приехал в тюрьму и попросил показать ему убийцу.

В сущности это было не его дело. Следствие вели полиция и прокуратура, а он ведал школами и институтами. Но в эти дни перед профессором встал вопрос, на который он не умел ответить: кто враг?

Казалось бы ясно: Унгру убил ударом камня один из жрецов, один из участников церемонии покаяния. Смерти президента желали жрецы храма Обезьяны, защитники суеверий и предрассудков, извечные противники Дасьи, министра культуры и просвещения.

Но сейчас вместе с ним в правительстве сидит верховный жрец Солнца — рядом с министром культуры — министр культов! Они раскланиваются, передают друг другу фрукты и шербет со льдом, совместно подписывают воззвания, призывая сплотиться против врагов. А может быть, жрец и есть главный враг, и не уступки нужны, не соглашения, а непримиримая борьба.

Хитсари — военный следователь по особо важным делам — принял профессора с презрительной почтительностью. Он не уважал «гражданских» и сокрушался, что приходится подчиняться людям без всяких званий. Но член правительства — лицо государственное. Хочешь — не хочешь, надо отчитываться.

—Мы работаем энергично, — сказал следователь. — Уже знаем биографию убийцы, выяснили его привычки и привязанности, установили имена родственников и знакомых. Его зовут Дхаттабубия. Сам он с юга, джарис, из зажиточной крестьянской семьи. Второй сын у отца. У них там принято второго сына отдавать в жрецы. В монастыре с одиннадцати лет. Был на плохом счету. Конечно, теперь наставники говорят, что он был на плохом счету, якобы не слушал старших, даже отлучался из монастыря. Но его прощали за терпение и выносливость. Их там учат переносить голод, боль и всякие пытки не жалуясь. Фанатик. Шел на верную смерть и еще радовался, что умрет.